S&P 500 на месте, минус 0.03%. STOXX Europe 600 +0.3%, индекс ММВБ минус 0.7%, долларовый РТС упал на 2.6%. Брент снизился до 47.8 долл. за барр.

Главным событием пятницы для мировых рынков следует считать “job report” от Бюро трудовой статистики (BLS) США, который выходит по пятницам, после завершения каждого месяца. Этот отчет регулярно вызывает заметные движения на рынках акций и валютных курсах. Вот и на этот раз, выход отчета привел к росту доллара к большинству валют мира, а курс USD-RUB скакнул с ~63.5 до ~64.5 руб./долл. Причина влияния отчета в том, что он является важнейшим для определения денежной политики ФРС.

Чтобы понять причины такого влияния сделаем довольно длинное теоретическое и историческое отступление. Еще сравнительно недавно — до краха Бреттон-Вудской системы в 1971-1973 гг. — почти все валютные курсы были привязанными к друг другу или к золоту, и это приводило к негативным последствиям в экономике, поскольку требовало проциклической денежной политики. Сейчас почти все развитые страны мира имеют плавающие валюты, и к этому же склоняется развивающийся мир.
Понять это лучше на примере. Предположим, есть страна с фиксированным курсом, условия торговли которой сначала резко улучшились (цена на основной экспорт страны, выросла, например, на нефть). Страна будет испытывать бум, в ней возрастут прибыли и доходы, она будет покупать больше импорта. Будут расти реальные и номинальные зарплаты (как росли в РФ в “нулевые” годы).
Пусть, затем цена на нефть (или другой товар) упадет, но по условиям фиксации обменный курс остается прежним. Тогда зарплаты окажутся слишком высокими к сложившимся условиям — жители по-прежнему смогут покупать много импорта, притом что доходов от экспорта уже не хватает. Возникнет давление по платежному балансу. Какое-то время центробанк может покрывать разницу, проводя интервенции, но их не хватит на слишком долго. Тогда у центробанка будет две возможности. 1) Если он хочет сохранить валютный курс на прежнем уровне, нужно провести дефляцию в стране. 2) Либо, он может отказаться от фиксации и девальвировать курс, что позволяет ему не обваливать экономику высокими ставками.
Дефляция — первый вариант весьма затруднителен. Он предполагает снижение номинальных доходов и зарплат в стране так, чтобы они приспособились под новые условия торговли. То есть, в реальных и номинальных деньгах население и бизнес должны стать беднее так, чтобы они больше не могли себе позволить покупать столько же импорта, как раньше.
В экономике, в которой внешние условия (валютный курс) зафиксированы, приспособление может быть достигнуто только через изменение внутренних цен (доходов и зарплат). Технически это достигается повышением процентной ставки вызывающей безработицу и создающей давление на зарплаты. Если изменения условий внешней торговли слишком негативные, то и вызываемая дефляция должна быть большой.
Но вот проблема — почти любое правительство, даже в недостаточно демократических странах, вынуждены учитывать мнение населения (кроме случая тоталитарных стран). Если безработных слишком много, а экономические лишения слишком тяжелые, то правительство не переизберут. В авторитарных странах может случиться революция. Вот поэтому слишком жесткая привязка трудно реализуема из соображений политэкономии. Страна рано или поздно будет вынуждена девальвировать валюту, то есть выдержать фиксированный курс все-равно не удастся.
Давление к девальвации будет очень большим, если открыт счет капитала. Если жители страны (включая бизнес страны) распознают возможность девальвации, они будут переводить средства из национальной валюты за рубеж, что резко ускорит давление платежного баланса на запасы центробанка и еще быстрее истощит его резервы.
Некоторое спасение может оказать общий запрет на конвертацию, то есть, если есть ограничения по счету капитала (такие, как действуют в Китае). Тогда давление будет оказываться лишь по линии экспорта и импорта, являющиеся более предсказуемыми. Но вот еще одна беда — в рыночной экономике бизнес довольно быстро научается маскировать трансграничные движения капитала под счет текущих операций. Для вывода средств за рубеж можно завышать цены импорта или занижать цены экспорта. Контролировать рыночную экономику теоретически можно, но надо вводить штрафы и наказания, а также садить большую армию чиновников по валютному контролю. Но это, очевидно, коррупциогенный путь. Есть сведения, что даже сейчас из Китая бизнес выводит средства.
В итоге — страны с фиксированной валютой рано или поздно девальвируют, и это происходило со всеми, включая США, и страны Европы. Вот отличный и свежий пример. В пятницу  казахский тенге показал обвал уже больший по масштабам (+101%),  чем у рубля (+196%), если брать за точку отсчета конец 2013 г. (которым мы нормализовали курсы на графике). Казахстан жил в ситуации с жесткой привязкой к доллару, при этом имеет открытые в таможенном союзе границы (что позволяет заводить капиталы из РФ и в РФ обратно “маскируя” их по счету капитала). В итоге, был вынужден отказаться от режима привязки и перейти к плавающему курсу (что было объявлено в августе, вместе с девальвацией). Сейчас Казахстан переживает то, что переживала РФ на рубеже 2014/2015 гг. — бегство от национальной валюты. Легко предсказывать, что их центробанку придется повышать процентную ставку, дернув стоп-кран, как это сделал Банк России в декабре. Процесс уже идет, трехмеячный KazPrime был на 6.5% до осени 2014, сейчас — на 13.5% и мы думаем, что это еще не предел.  

История Казахстана показывает, что жесткая привязка валюты ни от чего не спасает. У людей может быть какое-то время иллюзия, что ситуация стабильна, но потом происходит обвал. График выше показывает, что курс тенге не принципиально отличается от рубля.
В общем, мы ведем к тому, что по-настоящему фиксированные курсы несовместимы с демократией. Эта убедительно доказывается Барри Айкенгрином в книге “Globalizing capital”. Именно по этой причине мы считаем совершенно дурацкой идеи С. Ю. Глазьева о